Именно в странствиях постигаешь всю глубину понятия Дом.
Или чрезмерная усталость даёт о себе знать, но вспоминая свои же стихи я понимаю, что моя нынешняя жизнь - пустой к ним придаток. Не то чтобы они были так уж великолепны (особенно ранние), просто сама моя жизнь невообразимо скучна. Я - человек с которым ничего не происходит. Казалось бы - стоит ли жаловаться? Ведь не происходит и плохого? Но знали бы вы, как невыносимо одиноко мне порой бывает. Только мой Бессознательный и спасает, но мой Том тоже устаёт от моего нытья, или мы с ним настолько похожи, что порой абсолютно синхронно думаем и я не могу различить, чьи это мысли? Я нытик, но я ненавижу нытьё. И в то же время мне нужен тот, кто бы меня жалел, баюкал, успокаивал. Но кому доверить эту ношу?
Я очень хочу снова быть тем милым застенчивым ребёнком, которым когда-то была. Но в двадцать четыре года это не слишком здорово выглядит со стороны. Хотя и мои попытки быть совсем взрослой тоже несколько смахивают на попытки ходить в маминых туфлях на шпильках и папиной шляпе, которая вполне могла бы заменить шлем с забралом.
Я уже не могу быть ребёнком - моё самомнение этого фарса не вынесет; я до сих пор не желаю быть взрослой - моя самооценка не дотягивает до этого. Эта пропасть растёт с каждым днём и хочется, порой - нестерпимо, прекратить эту дурацкую трагикомедию под названием жизнь, но что-то держит. Не долг - он вторичен и хоть я готова на многое ради семьи и близких, я всё же эгоист. Не страх - что может быть страшного в смерти? Даже если там ничего нет, мне уже будет не важно, хотя мне всё же думается... но это тоже не важно. Знаете, что меня здесь держит? Надежда. Вот то самое прославленное глупое чувство, которое всё время бьётся в агонии и всё никак не отдаст концы. И хоть мои дела гораздо лучше, чем у многих, не знаю, как долго я выдержу эту пытку надеждой.

Я очень хочу снова быть тем милым застенчивым ребёнком, которым когда-то была. Но в двадцать четыре года это не слишком здорово выглядит со стороны. Хотя и мои попытки быть совсем взрослой тоже несколько смахивают на попытки ходить в маминых туфлях на шпильках и папиной шляпе, которая вполне могла бы заменить шлем с забралом.
Я уже не могу быть ребёнком - моё самомнение этого фарса не вынесет; я до сих пор не желаю быть взрослой - моя самооценка не дотягивает до этого. Эта пропасть растёт с каждым днём и хочется, порой - нестерпимо, прекратить эту дурацкую трагикомедию под названием жизнь, но что-то держит. Не долг - он вторичен и хоть я готова на многое ради семьи и близких, я всё же эгоист. Не страх - что может быть страшного в смерти? Даже если там ничего нет, мне уже будет не важно, хотя мне всё же думается... но это тоже не важно. Знаете, что меня здесь держит? Надежда. Вот то самое прославленное глупое чувство, которое всё время бьётся в агонии и всё никак не отдаст концы. И хоть мои дела гораздо лучше, чем у многих, не знаю, как долго я выдержу эту пытку надеждой.
